Небо как всегда было прочно затянуто тучами. Только взрослые видели солнце, помнили, как его лучи пробивали черные низкие тучи, заставляя, забыв все на свете, замирать на месте и не отрывать глаз от этой красоты. Но никто из них не мог словами описать этого, разве что на старых фотографиях и картинках можно было увидеть солнце. Но все равно ведь это не то. А, что толку простаивать часами у окна, в тщетной надежде увидеть хоть лучик солнца, не прозевать, не проворонить…
— А пошел ты! — вдруг донеслось с лестницы. — Куда же? — Далеко и надолго! — Карту мне нарисуй, чтоб не заблудился по дороге, дура! — Да чтоб вас всех… — со вздохом процедила девушка, стоящая у окна. Ссора отвлекла ее от созерцания грязной улицы с полуразрушенными домами и разбитыми дорогами. В комнату, не переставая ругаться, ворвались двое подростков лет пятнадцати. Оба были с недлинными темными волосами, оба не отличались упитанностью и высоким ростом, оба в черной потрепанной, хоть и опрятной одежде. Разве что парнишка был в штанах, а девчушка в юбке по колено, но курточки и рубашки у обоих были одинаковые, как и высокие ботинки на шнуровке. — Что опять? — спросила девушка, уставшим голосом. — Он… — Она… — Мне плевать, кто опять начал свару. И из-за чего свара началась. Я, кажется, уже просила прекратить это. И не раз, — скрестив руки на груди, строго посмотрела на них девушка. — Но… — начала было девочка, а потом опустила глаза, — Уилле, извини нас. — Мы ничего не можем сделать с собой, — кивнул ее брат. — Понимаю, подростковый возраст. Меня радует лишь, что это еще недолго нам терпеть. Сказав это, девушка снова повернулась к окну, подошла к придвинутому в плотную к подоконнику креслу. Опустившись в него, Уилле внимательно посмотрела на близнецов: — Ну что еще? — Мы… ну… тут какое дело… Уилле, почему ты не выпускаешь нас никуда? Мы же не сопляки какие-то, нам тут скучно… — А, так вы хотите на прогулку? — мягко уточнила девушка, вдавив пальцы в подлокотники кресла, — Ну, так идите. Погуляйте по улочкам, побегайте от всех кому не лень, поломайте ноги. Наберитесь страху. Это же так интересно. И совсем не скучно. — Но ты в нашем возрасте ходила на улицу! — Теперь не хожу. И очень этому рада. Подростки переглянулись и вышли из комнаты, поняв молчаливый приказ старшей. На лестнице они наткнулись на высокого молодого человека с недлинными пепельными волосами и темно-серыми глазами. Близнецы не в первый раз видели его и в очередной раз завистливо вздохнули. — Привет, сорванцы, — улыбнулся им молодой человек. Он был ровесником Уилле (хотя она выглядела моложе) и как она одевался в черную кожу, которая была куда удобнее для ночных вылазок, если и пачкалась, то не так была видна грязь. Да и защита для тела была все получше, чем простая, хоть и плотная ткань. — Нифль… Ты к Уилле? Она наверху. — Знаю. Она всегда там. По крайней мере, последние четыре года, с тех пор как взяла вас на воспитание. — Ты жалеешь об этом? — вдруг резко спросил парнишка. — Я жалею, что она не со мной на улицах, — спокойно ответил Нифль, — но не о том, что двое детей живы и под надежной опекой. Молодой человек поднялся по лестнице. Подростки переглянулись и на цыпочках подобрались к двери, стараясь ни чем себя не выдать. За дверью послышался недовольный голос Уилле: — … рано? Дети видели тебя. — Да и что? Мы с ними даже поболтали. — Я, кажется, не раз объясняла тебе, почему не надо, чтоб дети видели тебя. — Как будто твой внешний вид не напоминаете им про улицу! Милая, ты, как и я одета в кожу. Хоть уже четыре года не выходишь на улицу! И я не думаю, что в доме надо обязательно ходить в куртке и юбке в пол с такими разрезами! Кожаных! — Мой социальный статус менять не мне. А именно он диктует внешний вид. — Да, помню. Не считаешь, что пора вернуться? — Нет. На мне четыре сотни людей. На кого я их оставлю? — Ты подумала о близнецах? Ты знаешь закон, если к шестнадцати годам ребенок не будет обладать нужными навыками… А что умеют они? — Н-ничего… Я обещала их отцу, что они будут жить, но они… — Так как же быть? Они станут служащими? — Нет. Я не допущу этого. — Тогда делай что-нибудь. — Сделаю. — Значит, сегодня ты опять не пойдешь со мной? — Нет. Близнецы едва успели сбежать с лестницы, услышав за дверью шаги Нифля. Молодой человек стремительно прошел мимо, даже не обратив на них внимания. — Опять натоптал, паразит, — незлобно проворчала немолодая уже служащая Анна, появляясь в холле, — детки, что это вы такие встрепанные? Что-то случилось? — Анна, а каких навыков не было у тебя, раз ты стала служанкой? — с дуру ляпнул парнишка, не заметив взгляда сестры. — Нил, почему ты спросил об этом? — нахмурилась женщина, — Тебя не должно такое волновать. — Анна, мы ничего не знаем об… о навыках. Мы как-то не думали об этом. Как становятся слугами? — У вас есть доступ к сети, но вы не знаете историю? Хотя вам наверняка неинтересно копаться в старых файлах и бумагах. Ну… я думаю Уилле не будет так уж против, если я расскажу вам… Двадцать лет назад началась война. Это был кошмар, многие города были разрушены, наш уцелел. Воевал весь мир, это была мировая война, не поделили ресурсы и земли. Нас только бомбили и обстреливали. Город был хорошо защищен. Так что с землей нас не сравняли и ядерные бомбы не сбрасывали. Те же горы… Войска вражеские в город не входили, но нам хватило дезертиров. Они нагнали достаточного страху. Беспредел на улицах был ужасен. Полная анархия, беззаконие… После войны не осталось ничего. Нам повезло, что сохранилась хотя бы внутренняя связь. АТС до сих пор работает, благодаря этому действует локальная связь, но внешней нет. Если в мире Интернет и сохранился, у нас нет к нему доступа. Все были сами по себе. Дабы не привести город к уничтожению уже изнутри, надо было что-то делать. Отец Уилле был одним из тех, кто смог наладить хоть какой-то порядок… Вы не помните, но когда Уилле было двенадцать лет, его убили, и все стало как сейчас. Нужно было выживать. И тогда пришли к решению… те, кто может принести обществу пользу своими знаниями, навыками, особенностями, все они… Те же, кто не мог, стали такими как я. Мы тоже приносим пользу, но иначе. И если до шестнадцати лет ребенок не находит себе места в обществе… — А где наше место, Анна? — Это решат за вас, — пожала плечами служащая и вдруг испуганно округлила глаза. На лестнице стояла Уилле, положив руку на перила и не отрываясь, смотрела на детей. — Кем ты была до войны, Анна? — спокойно спросила девушка. — Художницей, — опустив глаза, ответила женщин, — я всего лишь рисовала картины. Некоторые из них висят в кабинете твоего отца. — Кем стал твой сын? — Он ученый, я точно не знаю, чем он там занимается, не понимаю этих тонкостей. Уилле кивнула и жестом велела детям следовать за ней. В кабинете, она села в свое кресло и прямо посмотрела на близнецов: — Вы подслушали наш разговор. Не надо отпираться. И у Нифля и у меня слух куда лучше, чем у вас вместе взятых. А вы топали как слоны. — Это все потому что ты ходила ночью? — Почему вам так не дает это покоя? Романтика? Но ее нет. Есть всего лишь разбитые дороги, темнота и туман вперемешку со смогом. И тени. И ты не знаешь, кто будет тот, на кого ты нарвешься в следующий миг, друг или враг. И ты не знаешь, успеешь ли выхватить нож и увернуться от удара или нет. И нет в этом ничего хорошего, нет романтики. Ночные прогулки, это память о годах после войны. Когда никто ничего не понимал, не знал, кто на чьей стороне. Мы все испорчены этой памятью. Поэтому вам не понять, что значит пройти ночью по улице. — Но ты уже давно не выходишь… Тогда почему ты ведешь себя и одеваешься как…? — Память, Инна. Статус. Что еще вам хотелось бы спросить по тому разговору? — Мы станем слугами? — Сейчас у вас нет нужных навыков. Вы самые обычные дети. Вы не гении, не бойцы… У вас нет навыков. — А кто придумал эти навыки? Кто придумал такое деление? Наверняка кто-то у кого эти навыки есть! — зло бросил Нил. — Ошибаешься. Когда кончилась война, надо было выживать. Жители этого города лишь один раз собрались вместе, чтоб прийти к согласию. И тогда ваш отец предложил это деление. У него только и было, что двое детей на руках и все. Ничего больше. И тогда пришли к выводу, что предлагаемая им структура удобна. Каждый делает то, что может. Мой отец был против. Он говорил, что такое неравенство не приведет к добру. Но иначе сейчас выжить нельзя. — Так что же нам делать? — уже не скрывая тревоги, всхлипнула Инна. — Что-что? — скривился ее брат, — На полях вкалывать, как кроты в грязи возиться, пыль подметать, супы варить, шмотки стирать, вот что! Ай! Уилле спокойно поднялась, подошла к парнишке и со всей силы влепила ему пощечину. Нил пораженно приложил пальцы горящей губе — на них остался красный мазок. — Понял за что? — спокойно спросила Уилле. — Нет? Тогда проваливай и пока не поймешь, не показывайся мне на глаза. Инна. Если брат окажется тугодумом, объяснишь ему. Девчушка испуганно вскочила на ноги, потянула брата за руку, увела из комнаты, тщательно закрыв за собой дверь. А Уилле вцепилась в плотную пыльную штору, прислонившись лбом к холодному стеклу, за которым уже плескались сумерки. На мраморный подоконник упали две крохотные капельки. Но в тот же миг были стерты, а в темном окне отражалось бледное решительное лицо молодой девушки в обрамлении длинных прямых и черных, как ночь, волос. Лицо с большими горящими глазами цвета тумана.
Лично мне очень нравится.
